Владиславу 31. Он киевлянин. Учился в гимназии “Диалог”, занимался боксом, болел за любимое “Динамо”, являясь членом ультрас-группировки White Boys Club. Закончил Национальный педагогический университет имени Драгоманова. Cтал учителем географии. Во время Революции Достоинства в числе первых вышел на Майдан. Кроме прочего, прослыл удачливым охотником на “титушек”. Когда началась русско-украинская война, без раздумий отправился добровольцем воевать. Его преподавательским кабинетом стал окоп, да и в целом, школой – фронт. С 14-го по 17-й служил в рядах славного батальона, а позже полка “Азов”. Прошел путь от рядового солдата до начальника штаба. Стал майором Национальной гвардии. За личное мужество в боях имеет наградное оружие, ряд полковых отличий. После службы не оставил “азовскую” семью. Сейчас Владислав – заместитель руководителя Центрального штаба партии “Национальный Корпус”. В 14-м, когда он решил идти воевать вместе с “Азовом”, отправился в пункт сбора: “До «Казацкогого дома» добирался на метро, на входе купил два жетона. Один использовал, а другой жетон оставил на возвращение. Этот жетон до сих пор со мной, ведь еще рано его бросать в турникет на «Майдане Незалежности», чтобы окончательно вернуться с войны. Еще не все дела на фронте сделаны, и этот символ до сих пор со мной.”
– Как тебя лучше представить нашим читателям?
– Владислав Соболевский, бывший начальник штаба полка «Азов».
– В детстве ты кем мечтал стать?
– Как ни странно, достаточно короткое время, но осознанно хотел стать журналистом. Эта тема жива и поныне, она больше к писательству. Есть не только желание быть писателем, но и определенные подвижки, я даже писал сценарий для Министерства обороны. Это был антикоррупционный курс для военнослужащих Вооруженных сил. В нем есть игровая часть, которую я и написал.
– Почему тогда ты не поступал на факультет журналистики?
– В юности это уже трансформировалось в желание заниматься кино, сценариями. Плюс правое движение накладывало свой отпечаток: тяга к авантюризму, путешествиям была больше, чем к какой-то системной работе.
– Как давно ты влился в движение «Ультрас»?
– С юности.
– С одной стороны была антисистемность, драйв, с другой – ты поступил в педагогический университет. Как это произошло?
– Да, я учитель географии. Выбрал специальность, в которой максимально хорошо разбирался, чтобы поступить на бюджет. Я из очень бедной семьи, было важно получить стипендию и пойти где-то работать.
– После окончания университета тебе пришлось поработать в школе?
– Даже еще во время обучения. Я работал с детьми, на протяжении нескольких лет проходил педагогическую практику – на третьем, четвертом, пятом курсах. Работал в школах на Борщаговке, на Оболони. Как бы это странно ни звучало, образование дало хорошую платформу для будущей службы и войны.
– Ты помнишь тот день, когда решил идти на войну?
– Да. Думаю, что сначала принял это решение подсознательно. Осознанно, не говоря никому, начал искать подразделение. В военкомат не пошел, потому что был белый билет: было очень плохое зрение, меня бы точно никуда не взяли. Я понимал, что есть еще масса обходных путей, благо государство наше было хромое на обе ноги. Появилось добровольческое движение, и это был шанс для меня попасть на войну. Коллектив фанатский небольшой, мы создали свое отделение, начали вместе тренироваться, и нас забрали в «Азов».
– Как на твое решение отреагировали родные?
– Как ни странно, мама очень спокойно отреагировала. Мне почему-то кажется, что это элемент какого-то советского воспитания, где в каждой семье мужчина на несколько лет должен «пропасть» для того, чтобы отдать долг Родине. Друзья не пошли со мной. На войну я ушел сам и нашел соратников и друзей, на которых могу положиться в любую минуту в любой ситуации. Оставшиеся в тылу друзья меня потом поддерживали как волонтеры.
– Откуда взялся твой позывной?
– Когда мы расселялись на базе в Бердянске, друг Байда подошел к нашему подразделению и спросил, какой мой позывной. Я был абсолютно не готов к этому вопросу. Погонялом в «секторе» у меня было мое имя: или Влад Динамо, или просто Влад. Я растерялся, и мой командир сказал: «Будешь Борисфен». Он тогда приготовил этот позывной для себя, его все знают как Виталий. В общем-то, мы собирались пробыть там всего несколько месяцев, освободить Мариуполь, Донецк и вернуться в Киев, чтобы попасть на осеннюю часть выездного сезона, покатать за «Динамо» и вернуться к своей работе.
– Что для тебя значит полк «Азов»? Скучаешь по тем временам?
– Люди говорят иногда, что полк – их вторая семья, могу сказать, что полк – это и есть я. Я для себя самого раскрылся с новой стороны, безумно рад, что все так сложилось. На самом деле, я не скучаю, потому что знаю, что вернусь. Так или иначе я хотел бы принять участие в освобождении Донбасса. В полк езжу несколько раз в год, вижусь с побратимами. А люди, с которыми я служил, окружают меня сейчас. Я никуда не делся, просто нахожусь в гражданской части полка.
– Какой случай на войне тебе запомнился больше всего?
– Вступление в бой моего взвода – третьего взвода первой роты – в Марьинке 4 августа, когда мы, готовясь идти в бой, подорвались на фугасе. 13 человек были ранены, одного убило – Балагана. Это было впечатляюще. Раненых вынесли, перевязали. Тогда за несколько минут для меня произошло много знаковых вещей. Помню хорошо, что в КамАЗе, который вез нас на бой, Балаган сидел рядом, и когда мы уже подъезжали к Марьинке, он единственный закричал: «Вальгалла!». Это было абсолютно ни к чему. Меня это жутко раздражало: ну едешь и едешь, зачем ты кричишь? Он сутки как перешел в наш взвод, и для нас был новым человеком. Ему оторвало ногу, подбежал наш взводный Виталик, Балаган попросил его застрелить. Для меня это тоже было очень показательно, в обычной жизни не встретишь такого отношения человека к самому себе. В него никто не стрелял, перевязали, но он истек кровью по дороге в больницу. Мы с Виталиком оказывали первую помощь и Руни, которому на тот момент было восемнадцать. Он получил невероятное повреждение ног, но не плакал, не рыдал, молча переносил всю боль, но попросил вколоть обезболивающее, если это в наших силах. Мы вкололи. Вынесли всех, перераспределили оружие, выпили всю воду, которая у нас была. Мы поменялись местами со взводом Грызло, и он пошел впереди нас. Прошли всю Марьинку с 51-й механизированной бригадой, которую, я считаю, незаконно расформировали: на нее повесили ответственность за Иловайск, хотя ответственность там только на одном человеке, которого зовут Петр Алексеевич Порошенко. Был еще примечательный эпизод. Механик-водитель, который нас вез какую-то часть пути, возвращал нас уже после захвата Марьинки к нашим КамАЗам, через несколько лет оказался в «Азове». В личной беседе я узнал, что он был в 51-й бригаде в августе 2014-го.
– Смерть была рядом. Какими были твои ощущения?
– Тогда был наш первый «двухсотый», потом их было много. Мы все умрем, вопрос только – меняет это в твоей жизни что-то или нет. На самом деле, не должно менять. Пока для тебя какое-то время отведено, потрать его с пользой для себя, для своей семьи, для коллектива и для общества. Вряд ли можно повлиять на смерть. Никто эту дверь не обойдет, все в нее входят. Начиная с декабря 2014, заканчивая сентябрем 2017 все «двухсотые» проходили через меня. Я только укрепился в этой мысли. Уходили молодые люди, как, например, Сергей Амброс, которому всегда будет двадцать пять. Он был невероятным интеллектуалом, хорошим другом, который не оставил после себя потомства. Единственный вид бессмертия, который нам доступен – это бессмертие в наших детях. А у него этот шанс отобрала судьба – осколком в голову в Широкино. Одной из целей моей жизни является, чтобы люди помнили про Сережу Амброса и других ребят. Ведь мы живы, пока о нас помнят.
– Когда в бою было стремно, мысль о Боге какая-то возникала?
– У меня лично такого не было. Я пытался собрать мысли – где кто находится. Когда уже был начальником штаба полка, совсем не было времени чего-то бояться. Было опасение, была оценка угроз. Переживали солдаты, которые уходили в караул, уходили на штурм и часто не возвращались.
– Без шутки на войне – вообще жопа. Что-то из азовского юмора можешь вспомнить?
– Была веселая история – обстрел пушкой парада в селе Безымянное 9 мая в 2017 году. Это сделало «неизвестное» подразделение пушкой БС-3 с музейного постамента, которая была произведена где-то в 1938 году. 100- миллиметровыми снарядами, которые уже не производятся в Украине и уже никогда производиться не будут. Парад Победы получил поражение от расчета безымянной пушки: больше 50 выстрелов за очень короткий отрезок времени: разрушенная казарма, поврежденный штаб, подтвержденных двое «двухсотых» военнослужащих. Ни одного мирного жителя не ранено. История на самом деле показывает: для того, чтобы хорошо санкционировать, не всегда тебе даже приказ нужен. Эту историю потом несколько месяцев жевали и пережевывали ДНРовские СМИ. Потому что для них это был удар в спину ножом. Как же так? В святой-то праздник – обстрелять? Но для людей, для которых святой праздник – это 14 октября, 9 мая оказался обычным рабочим днем. Все было спланировано, цели были подготовлены, все было хорошо исполнено, и потом пушка благополучно вернулась на музейный постамент. По сути – прослужив украинской нации еще раз через 65 лет после окончания службы. Думаю, это пушка была благодарна «Азову» за то, что он умеет воскрешать даже мертвого.
– Какую самую бредовую небылицу про полк ты слышал?
– Очень раздражали в 2016 году разговоры о том, что «Азов» не воюет. Мы тогда пытались доказать, что это не так. А когда доказываешь, начинаешь оправдываться. «Азов» воюет всегда. Мы были созданы на войне, и отныне там наше место. Не много можно вспомнить военных подразделений в мировой истории, которые были созданы во время боевых действий и на той территории, где ведется война. Были краткие моменты, когда нас отводили. Но мы продолжали собирать разведданные, продолжали коммуницировать с подразделениями. И наши отводы никогда не длились месяцами. Они иногда длились неделю-две. Это мы сами уходили, когда работали в свое время по-серому, по-черному для того, чтобы решать те задачи, которые иногда Вооруженные силы решить не могут. У нас, скажем откровенно, и оборудование лучше, и подготовка лучше. Мы можем воевать как спецназ в позиционной войне, можем отработать винтовкой на расстоянии до километра, провести специальную разведку, собрать разведданные с участка фронта, проанализировать это и выдать какой-то конкретный результат. Все здравое, что смогло к нам прилипнуть из стандартов НАТО, иногда все-таки помогает.
– Если взять тебя до войны и после, как ты изменился?
– Наверное, стал более непримиримым к людям, которые лгут мне и лгут сами себе. Так как осталось много побратимов на фронте, для меня в целом история с войной не закончилась. Я непримиримый враг лицемеров, которые рассказывают о том, что у них семья, поэтому не смогли поехать. Что волонтерили, поэтому здесь полезнее. Не могу слушать ни первых, ни вторых. У меня постоянное желание помочь ребятам, что-то изменить для фронта здесь, на гражданке. Основные битвы должны произойти в кабинетах президента, Верховной Рады и так далее. Мы можем сейчас освобождать Донбасс. Но вопрос другой – добиться на внешнеполитической арене, чтобы Россия массово не поддержала боевиков при нашем наступлении. Мое изменение – теперь хочется жить ради фронта.
– Насколько я знаю, ты сторонник освобождения нашей территории силовым методом. С другой стороны, сейчас говоришь, что без дипломатии все равно не обойтись.
– Мы прорабатывали этот вопрос, нет никакого другого варианта, кроме военного освобождения Донбасса. Все, что нам нужно перед началом военной операции – это получить мандат на действия от внешнеполитических соседей и союзников. Люди должны убедиться, что Украина имеет полное право на военное освобождение Донбасса. В этом направлении сейчас никто ничего не делает. Зеленский не опровергает никаких фейков о том, что Вооруженные силы кого-то там обстреливают. И не усиливает историю о том, что ДНР и ЛНР – это просто две ОПГ (организованные преступные группы – прим. ред.), которые крадут шахтеров со страйка. Шахтерам не платят деньги, они вышли на акции протеста, и организаторов этого протеста просто украли! А Зеленский их воспринимает просто как сторону конфликта, людей, с которыми надо общаться. Есть хороший компромисс. После определенной политической работы, после подготовки войск, которые нужно учить сейчас не обороняться и копать окопы, а наступать, можно не заходить в населенные пункты. Безусловно, ряд населенных пунктов является для них опорными пунктами. Но, отрезая коммуникации между ними, заходя к ним в тылы, мы будем их деморализовать, и оставлять без снабжения. Они и сейчас деморализованы. Но ты не можешь это сломать по одной простой причине – рашка придет. Она словит тебя где-то в Харцизске. Для того, чтобы побороть современные ЛНР и ДНР – у нас сил хватит. Безусловно, эта операция должна проводиться с ограничениями касательно местного населения, которое не должно пострадать ни от наших действий, ни от возможных действий террористов. Отдельная история – Донецк. Его будет сложно освобождать квартал за кварталом, как и полагалось это сделать в августе 2014-го. Тогда там была гигантская стратегическая ошибка Муженко, он охватывал Донецк с двух сторон, вместо того, чтобы захватывать его блоками. Да, это было бы кровопролитно, но это была бы реальная история, и не было бы сейчас никаких ЛНР и ДНР. Возвращение в мирную жизнь – это, безусловно, длительный процесс, но он никогда и ни при каких обстоятельствах не может начинаться с выборов. Он должен начинаться с установления нашей власти – прокуроров, судов, полиции, исполнительной власти, которая не может состоять из людей, которые коллаборационировали. Это должны быть люди со стороны, может быть, даже из Донецкой области. Мы должны найти всех преступников, начать восстанавливать инфраструктуру. И после этого назначать выборы. Реинтеграция Донбасса заберет у нас огромные ресурсы, но если есть куда вкладывать, бизнес поймет. Это возможность для роста и для развития, Донбасс после освобождения – прекрасная инвестиция.
– Касаемо дипломатии. На носу выборы. Как себе мыслит этот период партия «Национальный корпус»?
– Сейчас будут местные выборы, и там, где мы имеем своих представителей, будем бороться за результат. Но это только половина истории. Мы рассматриваем эти выборы как небольшой трамплин в парламентские. У Андрея есть уверенность, что этот парламент не доживет до конца своей каденции. Тот мандат доверия, который им выдали, они полностью профукали. Имея абсолютную власть год назад, они не сделали ничего. Мирный план остановился у них в Золотом-4, антикоррупционная деятельность остановилась на брате Ермака, экономические реформы – на пандемии. Зеленский закончился. Я рад, что мы не совсем партия, а общественное движение, у которого есть реальное членство. Тысячи людей, которых мы собираем на акции, хотят бороться за социальную справедливость у себя в городах и в Киеве. Этим мы и отличаемся от любой партии. 2/3 вкладов в «Нацкорпус» делают физические лица. Мы реально представлены в народе и будем бороться за это. Нам даже не важны выборы, нам важны люди, которые верят в наши идеи и готовы пойти за нами.
– Как ты думаешь, в чем феномен Андрея Билецкого?
– В июне 2014-го я увидел то, чего не видел в правом движении несколько лет. Я увидел лидера. И готов потратить время, силы, если нужно – жизнь для достижения поставленных целей. Потому что главной бедой правого движения до 2014 года была разрозненность. У Андрея достаточно сил и достаточно таланта, он рожден быть лидером. У него обостренное чувство справедливости, искренний украинский патриотизм, которым он мог заразиться только в русскоязычном Харькове, где любое твое желание быть украинцем сразу отбивается обществом и преследуется. Но в то же время Слобожанщина – это истинно казацкий регион. Харьков воспитал массу украинских ученых, а теперь уже и военных. Нация сложила в Андрее достаточно крупиц для того, чтобы он уже сегодня был национальным лидером. Достоин ли украинский народ такого лидера? Для меня этот вопрос открытый, но хочу верить, что достоин.
– Так, как он справился с полком, сможет ли он справиться со страной?
– Давайте сравним Андрея с кем угодно. У нас есть возможность сравнить с шестью президентами. И спросим – чего у него нет? Он не управлял коммунистической партией, но сейчас управляет националистической партией, поэтому кейс Кравчука у него есть. Он не управлял Южмашем, но управлял азовским движением и одновременно имел влияние на полк – кейс Кучмы у него есть. Януковича я не хочу рассматривать: это кейс ОПГ. Ющенко банкир, это что-то похожее на госслужбу. Этого действительно нет. Но он был 5 лет народным депутатом. Может быть, не самым активным и не самым плодовитым, но суть его депутатства была не в этом. Он вытащил десятки людей из тюрем на судах, проводил время на фронте. В этом его заслуга как депутата. Что спрашивать с барыги и шоумена? А у Андрея есть все, что полагается национальному лидеру: стратегическое мышление, воля к победе. И он верит в себя. Этого достаточно для того, чтобы быть на своем месте.
– Как ты понимаешь значение слова «патриот»? И чем патриот отличается от националиста?
– Патриот для меня – это человек, готовый жертвовать собой и собственным временем в интересах своего государства. Националист в данном контексте делает то же самое, но для нации.
– Как ты думаешь, стоит ли в школу возвратить начальную военную подготовку?
– Конечно. У нас сумасшедший конкурс детей в военно-патриотический лагерь «Азовец». И в других регионах точно так же. Люди понимают, что в молодое поколение необходимо закладывать стержень. Если наши дети не будут готовы с 10-15 лет к военной службе, к войне, то для них это будет стресс. В моей школе был хороший предмет «Защита отечества». Его преподавал отставной советский офицер, но он дал нам какую-то базу, которая позволяла потом продолжать интересоваться военным делом. Дети должны стрелять, должны играть в тактические игры, должны изучать врага, потому что у нас есть постоянная опасность. Дети должны знать, на какую сторону улицы прилетят бомбы, как об этом знали в блокадном Ленинграде. Прятать от детей суровую действительность – это не по-отцовски.
– Есть что-то, чего ты боишься?
– Боюсь разочароваться в своем пути.
– Что способно вышибить из тебя слезу?
– Распил Ту-160 и Ту-95 МС. Вышибало слезу при подготовке видео месяц назад. Есть видео на YouTube: последний пролет Ту-160 над Прилуками, возвращение на базу и распил.
– Чего ты никогда не простишь даже близким?
– Измены.
– Что для тебя деньги?
– Средство для достижения поставленной цели.
– Если бы у тебя сейчас был миллион долларов, как бы ты его использовал?
– Я думаю, несколько дополнительных багги для полка были бы хорошим подспорьем.
– Что для тебя награды? Я знаю, у тебя есть наградное оружие и есть полковая награда «За оборону Мариуполя».
– Полковых даже больше, есть и широкинская, и другие. С одной стороны, быть среди отличившихся – это честь, с другой стороны – хорошая память. Наградами я не живу и понимаю, что впереди гораздо больше свершений.
– У тебя много друзей?
– Я считаю, да.
– Есть что-то такое, за что тебе стыдно?
– Стыдно, что так рано ушел из полка.
– Когда нужен жизненный совет, к кому в первую очередь обращаешься?
– К нескольким одноклассникам и двум командирам полка: Черкассу и Мосе.
– Есть человек, с которым бы ты мечтал познакомиться?
– Джон Маккейн. Мне интересен его жизненный путь, плен, пятидесятилетняя война с Россией на разных фронтах. Интересно было бы узнать, что лежит в основе его стержня, в его мотивации побороть эту империю зла. Жаль, что его нет уже с нами.
– Что ты ценишь в людях больше всего?
– Интеллект.
– Чем любишь заниматься в свободное время?
– Спортом и искусством: это бег, велосипед, бокс и кинематограф.
– Какой любимый фильм?
– «Терминатор-2. Судный день». «Возвращение» режиссера Звягинцева.
– Какую музыку слушаешь?
– Тяжелый рок: Pink Floyd, Dimmu borgir… Сейчас пытаюсь вникнуть в новую украинскую музыку, но украинская музыка до 2016 года мне нравится больше.
– Какая любимая книга?
– Книг много. Это мемуары Манштейна, «Похождения бравого солдата Швейка», «На западном фронте без перемен» Ремарка, «Кампания в России» Леона Дегрелля. Еще Мюллер-Гиллебранд – «Сухопутная армия Германии, 1935-1945 гг.». Читал как книгу три года, а когда закончил, оказалось, что это справочник (смеется). Понравилось не в контексте изложения, а в контексте изложенных фактов. Еще Ширер – «Взлет и падение Третьего Рейха», но осуждаю автора за тенденциозность. Сейчас заканчиваю «Властелина колец» и попутно читаю Джозефа Кэмпбелла «Тысячеликий герой». Там описывается такой тезис, что все сказки и мифы человечества схожи между собой. Они развиваются по одним и тем же канонам, герой проходит примерно одни и те же испытания для того, чтобы достичь своей цели.
– У тебя есть любимое изречение?
– «Каждому свое!».
– Что самое вкусное ты ел на фронте? И что вообще любишь?
– Во время штурма Мариуполя был вкусный компот и пирожки. Только добрались мы до них часа через четыре. После штурма были жутко голодны, а пирожки были без начинки, просто посыпанные сахарной пудрой, но безумно вкусные! Сейчас, наверное, такое и не ел бы. Борщ на восьмом блокпосту, когда обороняли Мариуполь в конце августа от российского наступления. На фронте вкусно все, что ты делишь со своими.
– Любимое блюдо есть?
– Я люблю готовить, могу сделать пасту, какой-нибудь хороший салат, стейки.
– Что в жизни важнее свободы?
– Приказ.
– Милосердие важнее справедливости?
– Наверное, нет.
– Что для тебя значит слово «любовь»?
– То, ради чего мы все живем, если в это понятие включать не только взаимоотношения мужчины и женщины. Любовь – это то, что происходит между человеком и нацией, между человеком и Землей. Любовь – это и жизнь, отданная на фронте, и пуля, выпущенная во врага. Поэтому любовь есть основа жизни.
– Что значит для тебя семья?
– Семья – это путь к бессмертию. Только через семью, через детей я вижу единственный вариант жить вечно, повторясь в поколениях наших наследников.
– Детей хочешь?
– Сына. И не одного.
– В этой стране?
– Да.
– Когда ты в последний раз дрался?
– Давненько. Если просто так, на улице – в 2014 году. С человеком, оскорбившим моего командира.
– Часто пользуешься нецензурной лексикой?
– Это основа делового общения. К счастью или к сожалению.
– А вообще ты счастлив?
– Счастлив. Я живу, как мужчина, способный идти вперед к свершениям, и это – основной залог счастья.
– Есть мечта?
– Сейчас мечтаю о возобновлении ядерного статуса Украины.
– Что бы ты еще хотел сказать нашим читателям, о чем мы тебя не спросили?
– Если не знаете, какой жизненный путь выбрать, и вам меньше тридцати, идите служить в «Азов». Это не просто школа жизни, это путь к успеху и справедливости для любого украинца.
– А сложно сейчас попасть в полк «Азов»?
– Достаточно набрать номер рекрутингового центра, там расскажут, какие документы надо собрать. Телефон есть на сайте полка.
Игорь Полищук,
Алексей Суворов,
Наталья Кряж.
Фото на обложке: Анна Суворова.
