Головна Інтерв’ю Will live

Владимир Бжезинский, позывной “Зондер”, офицер разведки полка “Азов”: Я знал куда и для чего иду… Выбор был. Выбор сделан!!!

Владимир Zonder Бжезинский

Про полк «Азов» слышали все. Одни называют его бойцов татуированной бандой нацистов, антисемитов, футбольного хулиганья, расистов, ненавидящей всех русскоговорящих. Другие величают – без оговорок – Героями, спасшими в 14-м Украину от «русского мира». А еще – самым профессиональным и патриотичным воинским подразделением, прошедшим через тяжелые бои за Мариуполь, Новоазовск, Иловайск, Марьинку, Павлополь, Коминтерново, Бердянское, Широкино, потерявшим убитыми 40 побратимов. Очень доходчиво говорит про «азовцев» мой друг: «Если к тебе в дом ломится оголтелая толпа гопников-убийц, и тут вдруг сносят им рога добрые люди, так ли важны их тату, биография и язык? Ты обнимешь тех, кто спас тебе жизнь и будешь благодарно помнить о них всегда, так ведь?» Но кто более внятно расскажет про всамделишные будни человека на войне и после нее, как не сам «азовец»? Сегодня у нас в гостях офицер легендарного полка Владимир Бжезинский.

– Владимир, как Вы оказались на войне?

– Сел в машину и поехал.

Владимир Zonder Бжезинский

– Это было личное желание?

– Да, я шел в «Азов», когда он еще был добровольческим батальоном. У меня это уже вторая война, я умею это делать, там же гибли мальчишки, как было остаться в стороне? Невозможно! Мой товарищ уже воевал там, я знал куда ехать и что делать.

Владимир Zonder Бжезинский

– А первая война где была?

В Афганистане, в 1984 году.

Владимир Zonder Бжезинский

– Сразу после того, как Вас забрали в армию?

– Да. Учебка, спецчасть и через полгода – Афган. И в этот раз я особо не мешкался. Моя жена сказала: «Я знала, что этим закончится».

– Что для Вас значит полк «Азов»?

– Нельзя ответить однозначно. «Азов» – это хорошая военная организация. Хорошая, потому что Андрей Билецкий выбрал правильную политику, я думаю, она у него шла от души. До этого была организация «Патриот Украины», и вся основа практически была оттуда.

Азов тогда еще был батальоном. Все, кто знал Билецкого, шли туда – он лидер.

– Я слышал,  что по части обмундирования, условий службы, подготовке другие батальоны завидовали «Азову». А азовцы говорили в ответ: «Ребята, если у вас не будут воровать, то будете служить так же».

– В принципе, это правильно. Была самая лучшая экипировка на то время, сейчас она еще лучше. Самое лучшее вооружение. Сначала было сложно, а потом становилось все лучше и лучше.

– Много было молодых?

– Да, мне иногда казалось, что по возрасту средней прослойки нет: либо взрослые дядьки, такие как я, либо бравые пацаны – «ультрасы».

– Вы занимались обучением молодых, или они приходили уже подготовленные?

– Обучали, конечно!  Не зря сказано: «Остерегайся старого человека в профессии, где мужчины обычно умирают молодыми». Я служил в роте разведки, у нас было много молодых пацанов – от 18 до 25 лет.

Дядя Вова и Бон

– А Вы помните свой первый бой?

– Могу сказать, какой был самый тяжелый. Это было в Широкино. Наши генералы чуть не сделали в Дебальцево очередной котел, и Билецкий поставил задачу, чтобы оттянуть людской резерв плюс вооружение с Дебальцево.

Тяжелый был бой, очень тяжелый. Помню, когда мы зашли в Широкино, рано утром сидели на самом верху в секрете с другом из Черкасс, снайпером Саввой, я еще сказал: «Смотри, как хорошо! Тепло, чайки, солнце, аж спать захотелось. Завтра нас поменяют, сможем позвонить, поздравить с Днем влюбленных». Он отвечает: «Да, если, конечно, ничего не случится».

Ну и в три часа ночи как насыпали! Мы там проторчали где-то часов до четырех. Потом дали приказ отходить.

Владимир Zonder Бжезинский

– Полк был многонациональным?

– Были украинцы, русские, белорусы, грузины, чеченцы, иностранные легионеры. Смелые люди. Задней скорости нет.

– Когда был последний парад на Крещатике, полка «Азов» там не было. Почему?

– Не знаю. Я вам скажу так: у меня и многих моих друзей, побратимов, с которыми я там был, есть одно мнение: чем больше наград на груди, тем дальше человек был от передовой. Я считаю, что если тебя награждают – награда должна быть государственной. У меня одна награда – за оборону Мариуполя. Мне будет стыдно перед теми, кто остался на поле боя. И те, кто воевали – на парадах не маршируют. Зачем? С какой целью?

– Чтобы люди вам спасибо сказали.

– Говорят и так. Знают, что значит «Азов». Нет смысла себя выпячивать.

Владимир Zonder Бжезинский

– Есть что-то, что хотелось бы стереть из памяти?

– Многое. Хотелось бы стереть смерти. У меня Билецкий как-то спросил: «Правда, что в Афгане таких боев не было?» Нет, не было. Тут ты не знаешь, откуда оно прилетит, только по свисту можешь определить. И то не все. «Град» слышен, «САУшка» слышна, когда танк стреляет – тоже слышно. А вот мины – не очень. Только под самый конец. А в Афгане была стрелковая война. Там артиллерия насыплет, а потом вертолеты да самолеты.

Владимир Zonder Бжезинский

А как, по-Вашему, закончится война? И можно ли было закончить ее в 2014-м?

– Можно было ее закончить в 2014, дочистить в первой половине 2015-го. Не дали. Наверное, кому-то это надо. Закончится ли она? Думаю, не скоро. Я уже даже не могу делать прогнозы. Если раньше было понятно, то сейчас… Там люди гибнут, а здесь у нас ездят на мерседесах, пьют дорогой виски, употребляют наркотики, радуются жизни. А там – такие как я, уже старые, и молодые, которые болеют за свою землю, за свою страну, за свою семью.

Период моды на военную форму уже закончился. Был период, когда кто-то шел на войну за чем-то: сделать фотографию, получить какую-то медальку, землю, квартиру. И к нам такие попадали.

Но такие долго не удерживаются. Мне ничего не дали, я ничего и не прошу. Кроме медали, воспоминаний и контузии у меня ничего нет. Свой кусок земли  найду, когда моя жизнь закончится (смеется).

 

– Как бы Вы объяснили слово «патриот»?

– Для меня это слово какое-то помпезное, засаленное, замыленное. Надо просто любить своих родителей, свою семью, своих детей, ту землю, на которой находишься, где твой дом, сад. Мне нравятся два города, которые есть на постсоветском пространстве – Киев и Питер. Очень люблю свой Киев – самый красивый город, который я когда-либо видел.

Я как-то волнами чувствую, что здесь много лишних людей. Но есть ощущение, что Киев все равно дышит, извергает из себя любовь, тепло. Украина – самая красивая страна, поэтому так хотят ее разломать и погубить.

Сказать, что я патриот и пошел воевать за свою землю – да, я патриот. Но это должно быть чуть больше, чем просто слово. Я никогда об этом не задумывался. Когда разговариваю с друзьями, которые не были на войне, слышу вопрос: «У тебя в жизни все есть. Зачем ты пошел на войну?»

Помните фильм «Живет такой парень»?  Когда его спросили «Зачем вы это сделали?», он ответил: «Дурак!» (смеется). Я, конечно, так не говорю, но вот сердце подсказало, встал – и ушел.

– Вы занимались американским футболом. Почему именно этим видом спорта, прямо скажем, не свойственным у нас?

– Да что-то у меня жизни все поступки – не свойственные другим. Мне нравится этот вид спорта, я сам игрок. С семи лет в спорте, долго занимался борьбой. Но мне всегда нравился американский футбол, нравился игровой контактный вид спорта.

Я играл за одну из московских команд – «Медведи», потом в Киеве – в «Ястребах», в «Бандитах».

Восемь лет назад я набрал детей, вложил неимоверно много денег, но сделал из них звезд. За три года, потренировавшись, они стали чемпионами Украины. И неоднократными. И сейчас слились две команды, и им предложили участвовать в европейском турнире. Я не участвую, но мне приятно, что это мой вклад в их развитие.

За время Майдана, войны, разных передряг я отдалился от этого. Все как-то из рук посыпалось – и работа, и бизнес. Сейчас приходится все с самого начала создавать, придумывать. Пока воевал, тут все поменялось. Люди изменились, отношение к жизни изменилось. Отношение к честности, порядочности.

– А внутри Вас что-то поменялось?

– Да. Почти все. Я перестал раскрываться перед людьми, устал от предательства.

– Предательства здесь или на войне?

– Здесь. Там за три года в «Азове» я, наверное, приобрел близких по духу себе людей гораздо больше, чем здесь. Их немного, пять-шесть человек, но они одинаковы со мной по духу, ближе, чем многие, что были со мной всю жизнь. Я перестал искать оправдания ошибкам. Когда друг поступает неправильно, некрасиво, я уже не ищу каких-то объяснений его поступкам. Просто, отрубил – и все. И у меня даже стало появляться облегчение, потому что всегда чувствовал какую-то ответственность за всех, кто находится рядом. А потом понял, что не нужно, что этим пользуются.

За 54 года я научился отсекать. Не протестовать, не объяснять, а просто отсекать. Война очень сильно изменила мое видение этих отношений. Там нет дружбы с человеком из-за того, что он может мне что-то дать. Там дружат, потому что дружат. Мы все туда попали по своему внутреннему идейному состоянию. «Азов» – это «Азов»! О лучшем подразделении на войне я и не слышал.

– «Азов» сейчас с передовой отведен.

– Отвели! Потому что он может кардинально поменять ситуацию в секторе. Если бы сказали – «Азов» сделал бы половину работы. Пацаны все бравые, дерзкие, война идет, а их туда не пускают. Боятся. Вероятнее всего, что это не война, это шанс заработать в бизнесе. Для одних это – горе, кровь, а для других – просто бизнес. К сожалению.

Я не знаю тех гражданских подразделений, которые аккумулированы сейчас вокруг Национального корпуса. Не хочу лезть в политику, мне это не интересно. Скажу честно – не хочу разочаровываться, если вдруг что. Но я знаю парней из «Азова». Основной костяк, 70 % – супер пацаны! Они были на войне, они не боятся смерти. 30% – это рядом стоящие.

Хорошее слово – идея. «Азов» – это крепкая, состоявшаяся идейная организация. Мне иногда казалось, что он был сформирован еще раньше, за несколько лет до этих событий. Потому что как-то все резко соединилось, как на магнит слетелись нужные ингредиенты, и получился «Азов».

Билецкий – хороший руководитель. Он историк, он умеет говорить. Человек, который дружит с юмором, просто хороший человек!

– Андрей Билецкий, скорее всего, будет баллотироваться в президенты.

– Да, он должен баллотироваться. Но, думаю, ему будет очень тяжело прорваться через эту завесу погани, нечисти. Настолько все загажено, что обычному человеку будет тяжело что-то менять. Туда нужно заходить и менять.

– Так же как, вы сделали в Мариуполе?

– И там уже нечисто. Уже насовали туда сепаратистов. И нельзя никого тронуть, потому что коррумпированная прокуратура. 8200 парней, воевавших в АТО, сидят по тюрьмам по выдуманным обвинениям. И все начинается с чего? Да, например, с водителя маршрутки, который говорит: «Я тебя туда не отправлял». Я бы дал ему в зубы, и сразу бы пошел в СИЗО. Ради чего? Ради того, чтобы дать в зубы одному идиоту, а потом  буду тратить деньги, чтобы вырваться из этой тюряги?

– Какой Вы видите нашу страну завтра? Ваш сын будет здесь жить?

– Я не могу за него планировать, могу желать. Он взрослый человек, ему 25 лет. Тоже собрался со мной на войну. Но мама ему: «Ты сдурел? А кто мне здесь будет помогать? Папа уйдет, а я что – одна останусь?»

Я и говорю: «Сынок, давай тормози». Расстроился, конечно. Он уже взрослый человек. Закончил университет, по специальности – психолог, владеет английским языком, работает. Как и вся молодежь, немного эгоистичный, но очень преданный дружбе, очень порядочный. Может у него в планах и есть что-то, но он такой же, как папа – не распространяется об этом.

Владимир Zonder Бжезинский

– Ну, раз на войну собирался здесь, то вряд ли связывает свое будущее с какой-то другой страной.

– Возможно. Пока молодой – есть перспектива. А сейчас здесь очень сложно что-то начать – страна пропитана алчностью, жадностью, ненавистью, злобой, отторжением моральных человеческих качеств. Мне иногда кажется, что люди живут только для того, чтобы получить деньги. Причем, получить их сейчас и много.

– Вы с сыном часто разговариваете?

– Да. Он живет со мной.

– Он как психолог на Вас как-то действует?

– Конечно! Иногда мы едем куда-то на машине, по дороге разговариваем, и он говорит такие вещи, что я в свои 54 задумываюсь. Достаточно умный мальчик, тоже с хорошим чувством юмора.

Владимир Zonder Бжезинский

– Есть что-то, чего Вы боитесь?

– Наверное, уже ничего не боюсь. Предательства? Я это уже все пережил, знаю, как с этим бороться. Боюсь потерять близких людей. Когда теряешь близких – это невероятная боль, с ней тяжело справиться. Многие говорят, что можно привыкнуть – нет! Это никогда не забудется. Можно привыкнуть только к этой боли, но болит всегда, без остановки.

– А чего не простите даже близкому человеку?

– Наверное, уже много чего не прощу. В первую очередь – предательства, нечестности.

– О чем сейчас мечтаете?

– О спокойствии. Не хочется стрессов. Не хочу мотаться по каким-то городам в поисках денег для того, чтобы прокормить семью. Хочется, чтобы вокруг были близкие люди, которых любишь и чувствуешь, что они тебя любят и уважают. Хочу, чтобы мои родные были здоровы и не переживали. Я маме даже не сказал, что ушел на войну. Она узнала об этом только через полгода и чуть не умерла.

– Какие-то культурные мероприятия Вы посещаете? Что Вы любите?

– Как ни странно – мало кто верит, – но я посещаю мероприятия, где есть классика. Я очень люблю классическую музыку. Помню, мама играла на фортепиано. Мой тесть был концертмейстером, теща – народная артистка Украины, балерина. Жена – тоже балерина, сейчас уже на пенсии. И я очень люблю и Вивальди, и богатую славянскую музыку Шопена, органную музыку Баха. Они все разные, все очень красивые. Чайковский вообще человек не с Земли, это какое-то божество!

– А что Вы цените в людях больше всего? И много ли у Вас настоящих друзей?

– Друзей немного. И становится все меньше и меньше. Про женщин говорить не буду, я с женщинами не дружу. Во-первых, так спокойнее. Во-вторых, женщины – с другой планеты. Я хоть и крещеный, католик, но я агностик. Я верю в то, что есть верховная сила. Возможно, то, что мы здесь – только иллюзия, а на самом деле наше существо находится где-то в космосе. Люди в возрасте спотыкаются непонятно на чем. Бедность, нищета, жадность, зависть. Многие теряют свою основу. Меняют дружбу, отношения, семью на то, чтобы удовлетворить какие-то свои мелкие надобности. Для себя я выводы сделал, схема отношений у меня нарисовалась. Очень сожалею, что достойных людей все меньше и меньше.

– Что пожелаете нашим читателям?

– Всей вашей широкой аудитории хочу пожелать добра. Надеюсь, что добро победит, оно должно побеждать.

– Ни автомат, ни пуля?

– Иногда автомат и пуля могут быть тем добром. Добро – это понятие обширное. Мне показывали одну фотографию: в расположении в Урзуфе стоит ночная камера, которая зафиксировала, как один дед на коленях кланялся забору, где написано «Азов». И я желаю только добра!

Игорь ПОЛИЩУК,
Наталья КРЯЖ,
Алексей Суворов